Нынешний сентябрь внезапно стал рубежом – вдруг все обнаружили не только то, что однополярный мир закончился окончательно и бесповоротно, но и то, что Россия, закончив период сосредоточивания, возвращается в большую мировую политику. Российская мирная инициатива по Сирии обозначила перелом в восприятии нашей страны в мире, и что не менее важно – у нас дома.

Конечно, все последние годы Владимир Путин демонстрировал наличие собственной позиции у России, спорил и отстаивал наши интересы в мире, но делал это достаточно аккуратно, спокойно, не педалируя наших разногласий с Западом. Потеряв 90 процентов советского геополитического авторитета и влияния, Россия собиралась с силами, зализывала раны и лишь изредка – как это было в августе 2008 года – огрызалась. Мы все еще ведем приграничные бои – за Украину, Среднюю Азию и Кавказ - и нам ли думать о большой мировой политике, определять повестку дня и влиять на глобальные процессы. Примерно так думают многие даже в России, не говоря уже о загранице. Держава второго ряда – так совершенно серьезно рассуждают некоторые западные аналитики. При этом все нарастающие проблемы главного мирового глобализатора, США, как и Запада в целом, рассматривались абсолютно независимо от России – хотя понятно, что ослабление одной стороны неизбежно приводит к усилению другой. Просто «другим» в данном случае считали Китай – вот, если Запад слабеет, то Китай набирает мощь.

Такие рассуждения хороши применительно к экономике, а в случае геополитики влияние и мощь стран все-таки определяется более сложным путем: кроме экономической и военной мощи, важны исторические амбиции, опыт и воля руководителей, и, главное, наличие собственного представления о своем месте в мире, идеологии. Все это принципиально отличает Россию от остальных недовольных американским диктатом стран – а таких абсолютное большинство в мире.

Конечно, и среди них есть те, кто готов сопротивляться, при этом размер страны и ее мощь не имеют значения. Куба, Судан, Северная Корея, Иран, Бирма, Венесуэла – это совершенно разные страны, которые объединяет два важных фактора. У них нашлись сильные и самостоятельные руководители (даже шире – элита), которые смогли опереться на патриотическую идеологию, отвечающую национальным чаяниям. Именно поэтому Америка ничего не может с ними сделать – независимо от того, богато или бедно живет народ в этих странах, его невозможно обмануть «демократическими» миражами и повернуть против собственного правительства, а, точнее, государства. В Ливии Западу удалось воспользоваться межплеменными противоречиями, зажечь искру, дождаться появления в стране исламистов со всего Ближнего Востока и влезть  в конфликт своей военной мощью, добившись ликвидации Каддафи. Но уже в Сирии этот сценарий не сработал – как по причине лучшей организации сопротивления со стороны сирийских властей, так и из-за принципиальной позиции России.

В марте 2011 года тогдашний президент Дмитрий Медведев совершил грубейшую политическую ошибку – приказав, вопреки позиции МИДа и Владимира Путина, представителю России в ООН воздержаться при голосовании за резолюцию, фактически открывшую НАТО путь к агрессии против Ливии. Медведев понадеялся на неофициальные американские обещания не переходить к силовой стадии без обсуждения этого вопроса с Россией. Конечно, не факт, что американцы не пошли бы на операцию против Ливии и без санкции ООН, но тогда это было бы открытое нарушение международного права – и хотя Россия не могла бы уже ни в дипломатическом, ни в военном плане помочь Триполи, сам факт того, что Москва до последнего пыталась предотвратить агрессию Запада, несомненно усилил бы моральный авторитет России. Вместо этого весь мир увидел, как Москва в очередной раз сдает своего союзника (пусть уже и не столь близкого, как в 1980-е) – и слова Каддафи о том, что если бы была сильная, настоящая Россия, Запад никогда не посмел бы напасть на Ливию, болью отозвались и во многих русских сердцах.

Но нет худа без добра. Путин не только окончательно решил вернуться в Кремль, но и понял, что США не остановятся ни перед чем в своем стремлении не допустить возвращения России на первые позиции на мировой арене. Понял он и личную ненависть к нему англосаксонской элиты – когда сенатор Маккейн после расправы с Каддафи заявил, что «Владимир Путин … получил повод для беспокойства, … он увидел, что в Ливии народ восстал, а мы оказали ему помощь».

Вернувшийся на президентский пост Путин стал проводить все более национальную, патриотическую и государственническую политику как внутри страны, так и вовне. Россия заняла жесткую и принципиальную позицию в сирийском вопросе, где президенту Асаду к лету 2013 года удалось потеснить повстанцев, уже два года пытающихся свергнуть сирийский режим. На Западе прекрасно понимали, что Москва никогда не даст своего согласия на принятие резолюции ООН, допускающей иностранное вмешательство в сирийский конфликт. А без прямой военной помощи со стороны вооруженных сил США сирийской оппозиции уже нужно было думать не о победе над Асадом, а о собственном поражении.

Поэтому в августе происходит провокация с химическим оружием, НАТО начинает в спешном порядке сосредотачивать флот вблизи Сирии, а президент Обама объявляет о подготовке военного удара. США заявляют, что не нуждаются ни в каком одобрении со стороны ООН.

В России, как и в остальном мире, это было воспринято с возмущением – но всем казалось, что никто не сможет остановить сильнейшую в мире державу, если она в очередной раз собралась кого-то бомбить. Ну, повозмущаются еще немного, а потом вынуждены будут смириться с неизбежным: тем, что Сирия вслед за Ираком и Ливией окажется еще одним государством, сокрушенным железным сапогом глобализации. Но все равно, Москва вела себя не в пример решительней, чем в ливийской ситуации – десяток военных кораблей был направлен к сирийским берегам, заявления российских дипломатов и Путина звучали однозначно осуждающе предстоящую американскую агрессию.

Было, правда, одно важное отличие в этом ожидании – очень многие понимали, что удар по Сирии - это не просто нарушение международного права (и так давно растоптанного), но и вполне возможное начало третьей мировой войны. Сирийская авантюра вполне могла вызвать эффект домино – когда постепенно в конфликт были бы вовлечены кроме США еще и Иран, Турция, Израиль... Обмен ударами между Ираном и Израилем привел бы к полномасштабной региональной войне с риском использования ядерного оружия и совершенно непредсказуемыми последствиями.

Понимание реальности подобных перспектив было, конечно, и у части американского руководства. Тем не менее, очень многие там были готовы к тому, чтобы и в этом случае ударить по Сирии. Видимо, колебался только сам президент Обама – так же, как это было и с Джоном Кеннеди полвека назад, когда большинство американских военных и членов кабинета были за удар по Кубе, на которой находилось советское ядерное оружие.

Личное нежелание нобелевского лауреата начинать очередную войну (к тому же с вполне вероятными катастрофическими последствиями) дополнялось и явным отсутствием поддержки планам атаки на Сирию  в американском обществе и конгрессе (впрочем, понятно, что это не остановило бы президента, если бы он однозначно склонился к удару).

Эти сомнения Обамы и использовал Владимир Путин, причем, использовал так блестяще, что теперь уже независимо от того, решатся ли в конечном итоге США напасть на Сирию или нет, мир вдруг стал другим.

Некоторые говорят о том, что Путин лишь подыграл Обаме – тому нужно было найти выход из тупика, в который он сам себя загнал, сказав год назад о красной черте, которую нельзя переступать Дамаску – о применении химического оружия. Заинтересованные в прямом вовлечении США в конфликт внешние силы (Саудовская Аравия и Израиль) вполне вероятно сами  и устроили провокацию с химическим оружием, якобы примененном правительственными войсками,  после чего американская «партия войны» стала готовиться к нанесению удара. Остановить ее и помог Обаме Путин, причем с тайной подачи самих американцев. В этой версии хорошо все, кроме того, что она абсолютно америкоцентричная – все завязано на США и все решается там.

Между тем, хотя предложение Москвы о контроле над химическим оружием Дамаска действительно было сделано в ответ на теоретические рассуждения госсекретаря Керри о возможности обсуждения такого варианта, уже первая реакция американской стороны показала, что они  вовсе не собирались всерьез обсуждать вариант химразоружения, а просто использовали его в пропагандистских целях. Только через некоторое время Обама был вынужден прибегнуть к нашему предложению – когда понял, что никакого другого варианта оттянуть удар у него нет.

Пропагандистские и имиджевые потери и Обамы, и США в этом кризисе огромны – именно поэтому невозможно представить, чтобы они специально задумали такую комбинацию, чтобы и самим потерять лицо, и дать набрать очки Путину и России. Ход событий привел США к тому тупику, в котором они оказались: для того, чтобы поддерживать свой статус мирового гегемона нужно воевать и пугать всех подряд, потому что финансовые и идеологические средства контроля уже не работают. Все больше стран мечтают избавиться от доллара, как всеобщей расчетной единицы, пропаганда американских ценностей и сам образ Америки вызывает все большее отторжение во всем мире - от Латинской Америки до Африки.

Скандалы с прослушкой всех и вся американскими спецслужбами лишь подлили масла в огонь антиамериканизма. И тут, кстати, Москва оказалась самой стойкой и последовательной защитницей разоблачителя Сноудена, не поддавшись на беспрецедентное давление США, требовавших его выдачи. Именно история со Сноуденом и привела к еще большему напряжению в российско-американских отношениях, к отмене визита Обамы в Москву, в результате чего два лидера были вынуждены ограничиться получасовой беседой на саммите в Питере. Как раз во время этого разговора Путин и протянул Обаме руку помощи – с контролем над химоружием.

Отказавшись от удара, Обама показал, что Америку можно остановить. И это сделала Россия -  даже не военным путем, а просто твердой и жесткой позицией, опирающейся на активную или молчаливую поддержку многих стран мира (в первую очередь, конечно, Китая). Впервые американская машина глобализации дала сбой – и символическое значение этого момента невозможно переоценить.

Так что в течение месяца с небольшим Путин дважды обыграл Обаму – причем, это стало очевидно не только тем, кто вовлечен в большую политику, но и всему миру. Эта победа привела к серьезному укреплению авторитета российского президента. Россия показала, что даже не имея сопоставимого военного и геополитического могущества, она может успешно противостоять США, при этом защищая не просто свои национальные интересы,  но и глобальные ценности (в случае со Сноуденом – право всех стран мира знать о том, чем занимаются американские спецслужбы, а в сирийском кризисе – без всякого преувеличения мир в целом регионе).

Воля и разум государственного деятеля – вот что помогло Путину одержать столь значимую победу. То, что он способен применять эти качества не только во внешне- , но и во внутриполитических делах, продемонстрировала его валдайская речь, четко обозначившая его окончательный поворот к национальным ценностям и безусловному патриотизму.

Теперь от Владимира Путина будут ждать проведения во внутренней политике курса на национализацию элиты, построение справедливого общества и возвращение смыслов и ценностей в жизнь России. А это задача - по сложности превосходящая даже те внешнеполитические вызовы, что стоят перед нами.

Петр АКОПОВ, политолог

25 сентября 2013